Абрамович не скрывал, что он это делает по просьбе»»

Владимир Путин

Я пытаюсь себе представить, как это все происходит. Кто-то сидит и думает: теперь нужно это, теперь нужен фуникулер, причалы, вертолетные площадки…



Я думаю, что это коллективное творчество. Кто-то говорит: вот, ты знаешь, очень хорошо вот бы это сделать. Ну, давай. А вот бы это сделать. Ну, давай. Три вертолетных площадки — это требование ФСО. Две подъездных дороги — это требование ФСО. Почему три? Потому что минимум должно быть две: вертолет основной и один или два вертолета сопровождения. Если какие-то гости, то опять-таки с сопровождением. И поэтому минимум две, оптимум три. Полностью вся инфраструктура, энергетика, тепло — с тройным резервированием. Если электричество закончилось, включатся дизель-генератор, дизель-генератор закончился — включается резервная линия электропередач. Ну и так далее. То есть существуют определенные нормативы, и как только ты за одно цепляешься, у тебя второе, третье, четвертое выскакивает, и весь этот комплекс начинает расширяться, расширяться, расширяться. Последняя смета, с которой я был ознакомлен, она была где-то на миллиард долларов. Она уже включала какие-то определенные элементы внутренней отделки… Ведь это же не только сама инфраструктура и сам дворец, но дальше у нас идет мебель, картины, столовое серебро, декорирование. Это все очень дорого!



Насколько глубоко вы вникали в то, что там делалось?



Два раза в год я там бывал, участвовал в совещаниях. Но вообще этим проектом, проектом «Юг», а именно — дворцом и виноградником, занимался Николай Шамалов.



Почему вы там бывали?



Из одной корзинки денег деньги брались на инвестиционные проекты и на дворец. Я там должен был быть, потому что я ответственный за инвестиционные проекты, следовательно, я в курсе корзинки, ее объема, и я могу сказать: да, вот такую-то сумму можно взять в такой-то срок, такую-то в такой-то срок и так далее. Либо я говорю, что извините, денег просто нет в этой корзинке, и тогда нужно искать какие-то другие источники, и все.



Когда вы там были последний раз?



Весной 2009 года.



Что он из себя представлял тогда?



Практически полностью построенные все здания, вся инфраструктура.



Все здания — это сколько?



Около 20 зданий. Но не было никакой отделки. Снимки, которые появились в российском Интернете — это все кто-то сделал уже осенью 2010 года. Когда я его видел, внешняя отделка только началась.



Что случилось в 2008 году?



В конце 2008 случился кризис. А в начале 2009 Шамалов мне сообщил, что принято решение. Все деньги, которые мы сформировали и которые мы должны были по нашей договоренности вкладывать в инвестиционные проекты в России, — всё закрыть и все деньги вкладывать во дворец. Я сказал, что так мы не договаривались, это первое. И второе, ведь это связано с увольнением людей, с разрушением этих инвестиционных проектов, с крахом всей той работы, которая велась в течение этих пяти-семи лет. Получилась ситуация, при которой ты работал-работал, что-то создавал-создавал, потом тебе говорят: да нет, ничего, то, что ты там наделал, не надо, у нас теперь другие задачи, вот нам дворец нужно заканчивать. Хорошие инвестиционные проекты? Да, хорошие проекты. Нужные? Да, нужные. Но сейчас все закрываем, а потом посмотрим. И получается, что ты столько лет работал и отдавал свои силы и знания, свой кусок жизни — ради чего? Ради вот этого сооружения на берегу? В которое три, четыре, пять раз в год кто-то приедет, кто-то там проведет несколько дней. Мне просто обидно. Мне стало, в принципе, очень жалко и своего времени, и своих знаний, и своих сил, и вот этой части жизни. Я уж не говорю о том, сколько людей потеряло работу.



Сколько?



Тысячи. Они были вышвырнуты на улицу из-за того, что все эти деньги были изъяты и переброшены на дворец. Я высказал свое несогласие, и ушел. […]



Когда вы уехали?



В сентябре 2010 года.



Почему?



Потому что я принял решение опубликовать письмо.



Но письмо было опубликовано только в декабре.



Оказалось, что прийти и опубликовать статью в серьезном издании на западе нельзя. Нужно вначале представить все доказательства. Все это время, начиная с сентября по декабрь готовились документы, все проверялось, все материалы были проверены юристами. И только после того, как стало ясно, что то, что я говорю, это правда, — только после этого корреспондент согласился встретиться и написать эту статью.



Корреспондент Washington Post?



Да, Дэвид Игнэйшиус (David Ignatius, штатный колумнист газеты Washington Post, опубликовал статью о Колесникове, его открытом письме Медведеву, и дворце 23 декабря 2010 г. — М.Г.)



Кто проверял все эти данные?



Американская юридическая компания.



Которую вы наняли?



Да, естественно, я платил деньги — и очень большие деньги. Я вам могу сказать, у меня такое ощущение, что самая дорогая вещь — это американские юристы.



Почему вы приняли решение опубликовать это письмо? […] Меня интересует момент выбора. Потому что вы рассказываете, что, собственно, вся информация была и раньше, гораздо раньше. Вы о ней не думали, вы думали о работе. В какой-то момент вы решили задуматься?



С моей позиции — мы делали хорошее, благородное дело. Мы эти деньги не вкладывали ни в водку, ни в наркотики. Мы строили больницы, строили операционные, обеспечивали лекарствами, обучали врачей. Полезно для общества? Полезно. Часть этих денег мы оставляли, с тем, чтобы потом инвестировать их в развитие промышленности России, в высокотехнологичное современное производство. Полезно? Полезно. Да, грубо говоря, собственником становится другой человек. Должен был быть Абрамович, стал другой. Но для тысяч рабочих, для России есть разница? По большому счету, нет. Важно, что этот завод есть, что он работает, что производится продукция. А вот когда все это стало зачеркиваться и на первое место вылез дворец и виноградник, вот тогда все изменилось. Ключик повернулся и все, и все это из нормального сразу стало в определенном смысле гадким и мерзким. […]



И в результате вы написали открытое письмо Медведеву. Почему, после всего, что вы проанализировали, вы верите ему?



Я не особо верю Медведеву, но, понимаете, существует государство, существует глава государства. Я убежден, что у каждого человека, даже если он связан определенными обязательствами, всегда существует возможность проявить себя. Тем более если этот человек — президент России. Пусть это 2 процента вероятности, пусть 1 процент, но исключать эту возможность, лишить человека права использовать свои возможности тоже было бы неверно. Поэтому я обратился к нему. Ведь Дмитрий Анатольевич говорит замечательные, красивые и правильные вещи.



[…] Вы потратили большое количество денег, огромное количество времени на то, чтобы подготовить это письмо. Какова была реакция?



Официальная реакция практически нулевая. Первая реакция: это вообще все ерунда, и никто к этому отношения не имеет и знать не знает.



Это сказал Дмитрий Песков, пресс-секретарь премьер-министра.



Да, это сказал Песков, а потом сказал Кожин (управляющий делами президента Владимир Кожин. — М.Г.). А после того, как были опубликованы найденные договоры с Управлением делами (в апреле «Новая газета» опубликовала копии договоров, подтверждающие утверждения Сергея Колесникова. — М.Г.), Кожин сказал: ну, были, да, ну, участвовали. Так же было подтверждено участие ФСО и Спецстроя России в этом проекте. […]



«Петромед» до сих пор существует?



Да, «Петромед» существует.



Вы как-то участвуете в руководстве?



Нет, я сейчас не участвую в руководстве. […] «»»